Я - пролетарий!

Я - пролетарий!

Видали ли вы когда-нибудь работницу малярного цеха мебельной фабрики №8 имени революционного негра Фарагундо Марти? Ту, что возвышается над полировочными и лаконаливными машинами, в парах ацетона и прочей химической дряни, которая въедается в одежду, волосы, и не вымывается даже белизной и страшным шампунем "Алтайские самоцветы".

Ту женщину, что движется уверенно меж станков фабрики имени пролетарского вождя Жданова, образца 1937 года, не пригодных к эксплуатации, но переделанных умелым технологом дядей Мишей, под лучшие американские стандарты? Не видели? Тогда неведомо вам томление плоти, и победа в соцсоревновании, когда вместо премии вручается красный вымпел, и приходится за свои кровные покупать бригаде четыре бутылки 72-го портвейна.

О, эта Фемина, обладающая бюстом обширным, как палуба авианосца "Авраам Линкольн", бедрами, круче, чем Кавказский хребет, и походкой элегантной, как у серны на сносях. И что-то в имени ее вам кажется знакомым: то ли Софи, то ли Джина?

Вокруг нее свитой ковыляют цеховые тетки, возраст которых можно определить с трудом, но те, что крепки не по годам, потому что видели на своем веку много, и не знают страху и усталости. Наверное, таких теток созывал на ледовое побоище юный князь Александр Невский, и шли они за ним на гранитно-нержавеющих тевтонских кнехтов глинобитной толпой, отчего дрогнули крестоносцы и ушли в жаркую Азию пугать воинов Ислама.

Эти тетки - мощь и единство пролетарского женского персонала фабрики. За ними, собственно, перевыполнение плана, и, вообще его выполнение, поскольку выполнить план невозможно - никто не знает, что это такое, и чем заткнуть дыры, возникающие при социалистическом планировании. Они надежда и опора мастера, потому что мастер их боится, так как они его натурально могут задушить в подсобке, если он чего-то там чирикнет неправильно, или не закроет восьмерку в журнале. Потому что каждая из них, или через одну, имеет судимость за различные преступление, и мотала срок в женской колонии, и крепко там закалилась, и знает как бить в кадык, чтобы с одного удара вылетел дух из тела.

Но она, Фемина, среди них как главарь, атаманша: сильная, гибкая, готовая равно как на нежную связь, так и на грозную бойню. И даже сигарета "Родопи" в ее губах смотрится фаллическим символом.

Но все это юношеский бред, фантазия, потому что ацетоновые пары, и запах пиленой древесно-стружечной плиты рисуют картины иллюзорные, фантастические, совсем не про трудовые подвиги социалистического коллектива, который, не спариваясь, не жуя, должен колотить удивительную по своей убогости мебель и составляющие к ней, и даже получать удовольствие.

На самом деле, все не так. Просто вас, молоденьким, тоненьким мальчиком, видевшим лишь лямки от лифчика, втолкнули в густую сгущенку женских вареных тел, и вы, изумляясь от причудливости женской анатомии, смотрите на все это богатство широко раскрытыми глазами и не понимаете, каким образом к этому богатству относиться: то ли воспользоваться доступностью, то ли повесится от стыда.

Но стыд в вас уже убили. Широкоплечие парни со Купросного поселка, у которых есть носы, похожие на корневища, и руки с каучуковыми мышцами сделали все, чтобы мы навсегда потеряли стыд. Они научили неопытных мальчишек работать, бухать черное вино, играть в карты и материться в черта, бога и его матерь. И все это за такой короткий отрезок времени, которого не хватило бы родителям, чтобы научить вас самому простому слову - мама.

Парни стали стеной между прежней жизнью, и  жизнью новой, непохожей на прежнюю. И напрасно старался отец, наказывая в трудовую дорогу отрока: "Не пей с заводскими, сынок". Отец знал эту блядскую публику, прошедши с такими же, но другими парнями, километры трудового пути, и посему представлявший, что они могут сделать с его крохой, с кровиночкой, которую выпустил из рук лишь на время. Чему этот сучий пролетарий может его научить, так что не переучишь за всю оставшуюся жизнь. Ой, больно то, как братцы!…

Но все уже далеко. Ясельно-прыщавое детство растаяло так давно, что память не  может разобрать, было ли это на самом деле?

Ну и так далее. Продолжение следует…

Глеб Егоров